Россия активизирует работу на политическом треке по Сирии

В последние дни стало заметно, что Россия, продолжая в Сирии воздушные удары по позициям ИГИЛ, а также «Джабхат ан-Нусра», уделяет возрастающее внимание поискам политического урегулирования сирийского кризиса. Некоторые аналитики даже утверждают, что Москва будто бы начала склоняться к идее, что политическое решение кризиса в регионе может «включать пост-асадовскую Сирию», как пишет, в частности, Николай Кожанов из Московского центра Карнеги. 

В России искренне убеждены, что все, что она делает, служит интересам всего исламского мира, включая суннитское большинство, к которому принадлежит вся 20-миллионная российская умма, а вовсе не только шиитов или немусульманских меньшинств Ближнего Востока. Жертвами террористов, которые пытаются завладеть умами мусульман, на протяжении ряда лет в различных частях Северного Кавказа и Поволжья были как рядовые мусульмане, так и имамы, муфтии и видные богословы.  Число обманутых с помощью сетевых технологий молодых мусульман, завербованных для участия в войне на стороне ИГИЛ, уже переходит «красную линию».

Москва, похоже, не рассчитывала на остро негативную реакцию Эр-Рияда в отношении российской военной кампании против джихадистов в Сирии, полагая, что они угрожают  безопасности королевства не в меньшей степени, чем Москвы.  Ведь саудовский режим всегда был одной из главных целей исламских радикалов.  Однако тесное сотрудничество с Ираном, без которого успешное проведение военной кампании было бы невозможным, стало красной тряпкой для истэблишмента королевства, особенно его религиозной части, обрушившейся с критикой на Москву. Однако среди саудовской публики приходится слышать и голоса в поддержку действий Москвы, поскольку они ослабляют потенциал врага королевства – ИГИЛ. Противоположного мнения придерживаются те, кто считает, что российские авиаудары лишь увеличивают приток боевиков в ряды радикалов. Россия предпринимает активные попытки для развенчания этой точки зрения. Объяснить российские цели, в первую очередь, суннитскому большинству исламского мира, помешать разжиганию антироссийских настроений экстремистами, спекулирующими на суннитской солидарности  – важнейший императив для Москвы.  В пользу России работает то, что в отличие ее союзников по «Багдадской коалиции», особенно Ирана, ее нельзя заподозрить в преследовании каких бы то ни было религиозных целей: Кремль категорически не хочет ни малейшим образом вмешиваться во внутримусульманские «разборки», тем более имея в составе населения страны мусульманскую общину, на сто процентов состоящую из приверженцев ханафизма и шафиизма. У России также не было и нет никаких амбиций насчет «доминирования» в Дамаске, свидетельством этому является неуступчивость Асада Москве в вопросах, связанных с переговорами с оппозицией. Кристоф Рейтер в даже утверждает, что сирийский президент обратился за помощью к русским для того, чтобы сдерживать иранцев, и теперь он будто бы может «играть двумя защищающими его державами против друга друга».  Только не слишком ли изощренно это звучит?

Тем не менее, обвинения в конфессиональных пристрастиях в адрес Москвы, особенно из некоторых аравийских столиц, продолжают раздаваться. Ведется ожесточенная информационная война с использованием нелепых фальсификаций. Рияд ас-Сеййид в газете «Аш-Шарк аль-Аусат» даже выступил с тезисом о четырех «священных войнах чужаков против арабов», объединив «иудейских сионистов-колонизаторов», «иранских адептов шиитского прозелитизма», джихадистов ИГИЛ и русское православие. По его версии, крестовые походы якобы организовала Византия (!), а Русская Православная Церковь будто бы назвала «нападение» Путина на Сирию «священной войной» (этого, естественно, не было так же, как и походов Византии). Российские военные очень удивились бы, если бы им сказали, что они ведут какую-то «религиозную войну». Они знают, что их послали не на войну, а на военно-воздушную операцию (к тому же ограниченную во времени) против опасного врага, угрожающего безопасности их отечества. Их не очень заботят шиитско-суннитские разногласия. А что касается Израиля, то россияне, в абсолютном большинстве категорически не одобряющие его политику в отношении палестинцев, которых Россия всегда поддерживала, все же признательны его властям за нейтралитет в отношении сирийского кризиса и российских действий в регионе. Цена за нее – данные Израилю российскими официальными лицами гарантии того, что с той части сирийской территории, на которой действуют россияне и их союзники, не будут осуществляться акты насилия против еврейского государства. При этом, как пишет автор редакционной статьи в, «Израилю следует проявлять осторожность, чтобы не считали, что он действует вместе с Москвой против сирийской оппозиции». Но Москва и не намерена «работать против любой сирийской  оппозиции» и, уже тем более, вместе с Израилем. Собственно, кроме нейтралитета по Сирии Москве от Израиля, ничего нужно. В то же время российские аналитики отслеживают мнения, высказываемые в израильских СМИ. Показательно мнение Амоц Аса-Эла: «Если Россия станет послевоенным политическим спонсором Сирии, она сможет прикрыть Израиль от его северных противников».

Рассчитывая, что сирийская армия при поддержке российских воздушно-космических войск сумеет потеснить террористов, российские аналитики задумываются о том, куда могут пойти боевики ИГИЛ, выбитые из занятых ими районов Сирии. Они могут: а) раствориться в местном населении, б) уйти в районы Ирака, находящиеся под их контролем, в) перейти в Турцию, а оттуда в Европу. Как преградить им дорогу в Центральную Азию и дальше в Россию?

Парируя критику в адрес России, что она якобы наносит удары по умеренной оппозиции, в МИД России на днях, как  раз в преддверии масштабного наступления сирийской армии, заявили о готовности установить контакты со «Свободной сирийской армией» (ССА) и обсудить возможности ее подключения к «созданию условий для начала процесса политического урегулирования сирийского кризиса путем переговоров между правительством САР и патриотической оппозицией». В то же самое время вопрос о том, какие группы оппозиции следует относить к «патриотическим», а какие нет, судя по всему, окончательно не решен. В российской экспертной среде существуют противоречивые и часто сталкивающиеся между собой интерпретации. Согласно одной из них, любые группировки, ведущие военные действия против законного правительства Сирии, должны подавляться,  а диалог можно вести исключительно с теми оппозиционерами, кто отказывается от вооруженных методов борьбы. Согласно другой, помимо включенных в список террористических ИГИЛ и «Джабхат ан-Нусра» лишь группы, воюющие в союзе с ними, могут быть объектами авиаударов. По третьей – нужно вести диалог и с некоторыми вооруженными группировками, подталкивая и их, и правительство к началу переговорного процесса. Упоминание президентом Путиным и министром иностранным дел Лавровым «Сирийской свободной армии» как возможного партнера по диалогу – шаг в направлении дифференцированного подхода к вооруженной оппозиции. Пока неясно, добавятся ли в этом контексте к ССА другие группировки.

Данный подход соответствует курсу Москвы на продвижение мирного процесса в Сирии параллельно с ведением операции ее воздушно-космических войск (сейчас уже фактически с участием военно-морского флота) и всесторонней поддержки Дамаска в борьбе  с терроризмом. Москва возлагает большие надежды на план Стаффана Де Мистуры, осуществление которого сталкивается с серьезными трудностями. Не исключено, что Кремль может возобновить свою посредническую миссию, попытавшись собрать в ближайшем будущем третью московскую консультативную встречу представителей оппозиции и гражданского общества с представителями правительства. При этом встреча не будет рассматриваться здесь как альтернатива плану Де Мистуры и, тем более, Женеве-3, поскольку Россия продолжает подтверждать свою приверженность Женевскому коммюнике от 30 июня 2012 г. и выступает за созыв новых Женевских переговоров. В российском экспертном сообществе полагают, что Дамасское правительство, почувствовав уверенность в себе, станет в большей мере откликаться на призывы Москвы, которой оно многим обязано, к проведению реформ и переговорам с патриотической оппозицией, чем прежде.

Нет никаких данных и о том, что жертвами российских ударов стали мирные жители. Конечно, трагические инциденты в Йемене и Афганистане, где жертвами бомбежек стали ни в чем не повинные мирные граждане, показывают, что, к сожалению, ни одна армия, в том числе вооруженная самым современным и высокоточным оружием, не застрахована от ошибок. Задача состоит лишь в выборе стратегии, которая бы в максимальной степени исключала подобные инциденты. Во всяком случае, российские военные и другие официальные лица постоянно подчеркивают, что объекты, на которых находится мирное население, не включаются ими в число целей для авиаударов, а данные о военных объектах террористов, получаемые от сирийской стороны, многократно перепроверяются по разным источникам.

Удастся ли России добиться прорыва и на треке политического урегулирования?