Как участие США в сирийской войне похоронит дипломатию

Когда четыре года назад Бараку Обаме вручали Нобелевскую премию мира, лауреатскую речь он посвятил теме справедливых и несправедливых войн. Мол, бывают случаи, когда война не просто нужна, но и неизбежна. Как в воду глядел. Едва только завершил «несправедливую» войну в Ираке, как пришлось «справедливо» повоевать в Ливии. А теперь вот еще из Афганистана не ушли, как того гляди чувство справедливости призовет и на сирийский фронт. Эх, тяжела ноша глобального лидера, все время приходится подтверждать свои качества альфа-державы, чтобы другие в стае не осмелели…

События в Сирии и вокруг нее вызывают в памяти сразу все предыдущие случаи международных интервенций с 1990-х годов. И загадочное использование отравляющих веществ, сильно смахивающее на провокацию, немедленно превращающееся в casus belli. И участие инспекторов ООН, выводы которых, на самом деле никого не волнуют, потому что сильные мира сего и так знают, кто виноват. И душераздирающие кадры – дети, умирающие от удушья, которые никого не могут оставить равнодушными. И «коалиция добровольцев», готовых поучаствовать в возмездии зловредному режиму.

В Москве почти никто не верит в то, что трагедия с отравляющими веществами в пригороде Дамаска – дело рук режима Башара Асада. На его месте надо быть безумцами, чтобы именно сейчас так чудовищно подставляться, применяя химическое оружие против мирного населения. И, напротив, оппозиции, которая не может добиться значительных успехов, скандал с химоружием выгоден. Однако доказать ничего не получится, что бы ни сказали инспекторы ООН. Им ведь не предписано выяснить, кто это сделал, их задача – подтвердить или опровергнуть факт использования химоружия. Вероятнее всего, вердикт будет обтекаемым – нельзя однозначно утверждать, но есть основания предположить… Такой вывод будет всеми интерпретирован по-своему. Не случайно и Уильям Хейг, и Джон Керри поспешили заявить, что режим уже уничтожил улики, мол, доказательств не будет, но это ничего не значит. Массированное начала подготовки к акции возмездия, не дожидаясь исхода работы миссии, свидетельствует, что этот исход непринципиален.

Что будет делать Москва, если западные страны и арабские соседи Сирии все-таки начнут вооруженную акцию против Дамаска? Крайне резко осудит, это понятно. Скорее всего, объявит, что в этих условиях рассчитывать на мирную конференцию «Женева-2» бессмысленно. Это в 1990-е годы Россия, несмотря не недовольство политикой Запада в Югославии, дважды помогала уломать Белград отступить – в 1995 году в Боснии (результатом стал Дейтон) и особенно в 1999-м в Косово. В последнем случае именно вмешательство российского спецпредставителя Виктора Черномырдина, который по поручению Бориса Ельцина заявил Милошевичу, что Россия лишит его поддержки, позволило НАТО завершить бесплодную и все менее популярную авиационную войну, не переходя к рискованному сухопутному вторжению. Теперь никакого содействия США в том, как выпутаться из кризиса, если конфликт затянется и будет все более затратным, от Москвы ждать не приходится. Влезли – выкарабкивайтесь сами. Тем более что российско-американские отношения из-за Сноудена и ряда других вопросов и так в весьма непрезентабельном состоянии.

Вообще, удары с авианосцев ВМС США по целям в Сирии окажут воспламеняющий эффект на российское общественное мнение. Примерно такой же, как в 1999 году картины натовских ракет, взрывающихся в Белграде. Сирия воспринимается как нечто более знакомое и близкое, чем отдаленная и странная Ливия. Общее восприятие – американцы совсем обнаглели, они бомбят всех, кого хотят. И если их не остановить, то рано или поздно они прилетят и к нам. Это весьма распространенная в России точка зрения, причем появилась она именно в годы после холодной войны, когда применение силы со стороны НАТО стало рутиной.

Сирийское обострение омрачит встречу «Большой двадцатки» в Санкт-Петербурге, но более интересными мероприятиями станут приуроченный к ней неформальный саммит БРИКС (начало сентября) и встреча в верхах Шанхайской организации сотрудничества в середине сентября. На последней встрече помимо Китая будет и Иран (страна-наблюдатель), Владимир Путин впервые встретиться с новым президентом Хасаном Роухани. Вероятнее всего, Россия постарается собрать максимально представительное сообщество важных стран, категорически не приемлющих вмешательства во внутренние дела, особенно силового. И БРИКС, и особенно ШОС вполне могут поддержать этот пафос.

Прямая военная помощь режиму Асада в случае расширения войны будет затруднительна – просто из-за физических трудностей с доставкой вооружений. Однако более тесная кооперация с Ираном, который, несомненно, будет поддерживать Асада до конца, может открыть новые возможности – непрямым, косвенным способом. Тем более что после ухода Махмуда Ахмадинежада Тегеран явно стремится сблизится с Москвой, в отношении которой бывший президент позволял очень резкие высказывания. Иран и Россия постараются выровнять баланс сил в Сирии, который будет нарушен вмешательством НАТО и вероятной резкой активизацией поставок оружия повстанцам.

Непосредственное втягивание иностранных держав выведет сирийский кризис на качественно иной уровень. Одно обстоятельство особенно удручает. Такое впечатление, что в XXI веке с дипломатией что-то случилось. В прежние времена хитроумные эмиссары ведущих правительств плели интриги, заключали закулисные сделки, вели сложные переговоры. Война была легитимным, но крайним средством (если, конечно, речь не шла о заведомо агрессивных державах, нацеленных на военную экспансию).

Теперь раз за разом, начиная с Югославии, повторяется в общем примитивный сценарий. В стране, находящейся в зоне мирового внимания, вспыхивает внутренний конфликт. Наиболее влиятельные державы сразу определяют для себя, кто в нем «хороший», а кто «плохой». Далее начинается заведомо бесплодная дипломатия не с целью посредничества и миротворчества, не для достижения взаимоприемлемого результата, а чтобы принудить «плохих» к капитуляции перед «хорошими». Затем «международное сообщество» разводит руками – все тщетно. Как правило, именно в этот момент случается какой-то гадкий инцидент на грани геноцида, после которого «терпеть больше нельзя». И вот уже война всей мощью самого сильного в истории человечества альянса против «плохих» (это почти всегда власти), чтобы помочь победить «хорошим».

Отложим в сторону понятия морали и справедливости, в политике не они определяют. Но все это выглядит просто убого. Сначала острые проблемы, корни которых обычно уходят глубоко в историческое противостояние наций или конфессий, сводятся к простой черно-белой схеме. А потом вершители судеб тщетно пытаются сами понять, почему все пошло не так, и «хорошие» оказались такими неблагодарными.

Ну и, наконец, самое печальное. Если бы за всем этим стояла какая-то стратегия, четко сформулированная цель – подобные действия можно было бы объяснить. Но ничего подобного, похоже, нет. Политика свелась к идеологическим рефлексам и природным инстинктам. Рефлексы заставляют находить везде «правильную сторону истории», чтобы на ней оказаться в данный момент, то есть подстроиться под постоянно меняющиеся обстоятельства. А инстинкты подсказывают: не знаешь, что делать, – бей, воюй. Как-то слишком незатейливо для все более сложного и непонятного мира XXI столетия.