Турецкая дилемма России

Российско-турецкие отношения сегодня остаются стабильно дружественными, хотя и подвергаются серьезному испытанию сирийским кризисом и ухудшением отношений России с Западом из-за событий на Украине. Как считают российские эксперты по Турции Наталья Ульченко и Павел Шлыков, «в сегодняшнем формате отношений Москвы и Анкары ощущается достижение “пределов роста”: существующая модель сотрудничества с ее экономической доминантой во многом себя исчерпала, а потенциал кооперации по политическим вопросам остается нереализованным», при этом ситуация вокруг Сирии вывела «на новый уровень проблему дефицита доверия». Сможет ли Москва продолжить поступательное движение в отношениях с Анкарой или же существующие разногласия нанесут им значимый ущерб?

В повестке дня переговоров с Сергеем Лавровым министра иностранных дел Турции Ахмета Давутоглу, состоявшихся во время его визита в Москву в конце мая, сразу после президентских выборов на Украине одним из главных был вопрос о Крыме. Хотя Турция и не признала законности присоединения России к Крыму, турецкий министр фактически указал и на позитивную сторону этого акта. Так, Турции, в которой живет около 5 млн. потомков крымских татар, не безразлична судьба их соплеменников в Крыму, и, как сообщалось, Давутоглу намеревался высказаться в пользу того, чтобы они «воспользовались правами  автономии, как это было в то время, когда они находились под украинским управлением.» При этом было все же непонятно, о каких правах автономии  татар Крыма в составе Украины говорил турецкий мининдел.

Давутоглу подчеркнул во время визита, что Турция считает крымских татар «автохтонным населением полуострова», отметив его «мультикультурную структуру» [multi-cultural structure]. Существенным было его заявление, что «возрождение поведения холодной войны в мире и, особенно, в бассейне Черного моря не служит интересам ни одной из стран.» Турецкий министр с явным одобрением воспринял заявление Лаврова о том, что для сохранения культуры крымских татар будут открыты центры, школы и театры [“For the preservation of the Crimean Tatar culture centres, schools and theatres will be opened”]. Из высказывания Лаврова о том, что стороны оценивают проблемы Украины и Сирии на основе взаимопонимания [with mutual understanding], следовало, что разногласия остаются, но в открытую полемику выплескиваться, видимо, не будут.

Кстати, в ходе украинского кризиса как турецкие, так и российские СМИ стали обсуждать возможные претензии Анкары на Крым. Напомню, что вассал Турции – Крымское ханство – стало независимым от Порты по Кючук-Кайнарджийскому договору 1774 г., перейдя под протекторат Российской империи, а в 1783 г. Крым окончательно вошел в ее состав. Ясский мирный договор 1791 года закрепил за Россией всё Северное Причерноморье, включая Крым. В 1954 году некоторые турецкие СМИ, несмотря на оттепель в российско-турецких отношениях (в мае 1953 года Москва заявила о снятии территориальных претензий к Турции, выдвинутых после окончания Второй мировой войны), расценили состоявшуюся 19 февраля передачу Крыма руководством СССР из РСФСР в состав Украинской ССР как нарушение российско-турецких договоренностей полуторавековой давности, однако турецкие власти официально не прореагировали.

В новых реалиях крымская проблема, как я могу судить по результатам визита, не только не отравила российско-турецкие отношения, но даже выявила некоторое новые перспективы сотрудничества, учитывая долгосрочные турецкие заинтересованности и озабоченности.

При этом российские официальные лица, комментируя итоги переговоров, уделили особое внимание энергетическому сотрудничеству двух стран. По словам министра иностранных дел РФ Сергея Лаврова, Россия и Турция констатировали, что процесс реализации проекта газопровода «Южный поток» и строительства первой турецкой АЭС «Аккую» идет успешно. А спикер Госдумы Сергей Нарышкин заявил, что прокладка этого газопровода через Сербию и Болгарию идет по намеченному плану, прокладка трубы через Сербию состоится в 2014 году, а в 2016 году по ней пойдет первый газ.

Парадоксальным образом сближению России с Турцией сегодня способствует резко отрицательное отношение официальной Москвы к деятельности и идеям Фетхуллаха Гюлена. В прошлом, когда Эрдоган и его партия были союзниками лидера пустившей корни во многих странах мира исламской секты, в которую вовлечена значительная часть населения Турции, в том числе видные чиновники и, в особенности, сотрудники структур, обеспечивающих безопасность, и судьи, эта позиция Москвы выступала для Анкары в качестве раздражителя. Но сейчас, в условиях разгоревшейся холодной войны между турецким лидером Партии справедливости и развития (ПСР, или AKP) и живущим в США Гюленом она, напротив, создает заинтересованность в совместных действиях по ограничению его влияния. Напомню, что в России были закрыты все гюленовские школы, а в 2012 году целый ряд книг этого идеолога решением российского суда был включен в Федеральный список экстремистской литературы.

Все же в российском общественном мнении отношение к Гюлену как идеологу неоднозначно. Это можно убедительно проиллюстрировать, в частности, оценками, содержащимися в статье сотрудника влиятельного Российского института стратегических исследований Василия Иванова «Движение Фетхуллаха Гюлена: экстремистская организация маскируется под сторонников “диалога между цивилизациями”». Автор уверен, что в секте Гюлена «превозносится идея вооруженного джихада». Он резко критикует позиции тех российских экспертов, которые пытаются «позиционировать Гюлена в качестве пацифиста и даже сторонника идеи “непротивления злу насилием”». Рассматривая «распространяемое гюленистами» интервью с российским исламоведом, профессором Высшей школы экономики Леонидом Сюкияйненом, Иванов говорит, что в нем лидер секты «лицемерно сравнивается с индийским философом Махатмой Ганди и лживо утверждается, что “между Гюленом и Ганди существует схожесть в отрицании любого насилия”».

Замечу, что неприятие Гюлена разделялось еще до раскола между его сторонниками и ПСР (AKP) многими западными и турецкими авторами, высказывавшими озабоченность исламизацией Турции и перспективой утраты заложенного в конституции светского характера ее государственности. Так, Р. Шарон-Креспин из американского Института по изучению СМИ Ближнего Востока (R. Sharon-Krespin, The Middle East Media Research Institute) в 2009 году писала: «Сегодня Турция имеет более 85 тысяч действующих мечетей, по одной на каждые 350 граждан – в сравнении с одной больницей на каждые 60 тысяч граждан, – что является самым высоким числом на душу населения, с 90 тысячами имамов, которых больше, чем врачей или учителей.» Она обращала внимание на опасность деятельности Гюлена для западных обществ, приводя в пример выступление по телевидению пяти бывших голландских учителей гюленовских школ, сказавших что «гюленовское сообщество шаг за шагом продвигается к ликвидации светского порядка.»

Российские аналитики обратили внимание на сообщения о том, что недавно турецкий суд выдал ордеры на арест и обратился в Интерпол с просьбой о задержании группы высокопоставленных израильских военных, причастных к убийству девяти турецких граждан на борту парома «Мави Мармара», который вез гуманитарную помощь населению Газы: тогдашних начальника генштаба армии Габриэля Ашкенази, флотского командира Элиэзера Марома, начальника военной разведки Амоса Ядлина и начальника военной разведки ВВС Авашаи Леви. Ссылаясь на инсайдерские источники, Расим Озан Кутахьяли в «Ал Монитор» утверждает, что за этим актом стоит движение Гюлена, стремящееся испортить игру Эрдогана, начавшего процесс нормализации отношений с Израилем.

Мне представляется немаловажным для взаимопонимания между Россией и Турцией стремление Анкары развивать отношения с православной Сербией, к чему проявляет явный интерес и Белград. Турция проявила солидарность с народом этой страны, подвергшейся, как Босния и Герцеговина (и в меньшей степени Хорватия) самому разрушительному за всю историю наводнению, оказав сербам финансовую и другую материальную помощь (как известно, большую материальную помощь оказала Россия, которая также приняла активное участие в эвакуации пострадавших).