Летом 2006 года, когда Джордж Буш приехал в Санкт-Петербург на саммит «Большой восьмерки», между ним и Владимиром Путиным состоялся забавный диалог на пресс-конференции. Президент США обратил внимание на проблемы с демократическими свободами, особенно свободой прессы, в России, почему-то вспомнив при этом Ирак – вон, мол, там насколько лучше стало. Путин немедленно отреагировал: «Ну, нам не очень хотелось бы такую демократию, как в Ираке». Зал грохнул, и ответ Буша услышали не все: «Подождите, все впереди». Буш имел в виду, что ситуация там стабилизируется, но прозвучало зловеще: мол, и к вам еще придут с демократией…
За неполные семь лет, прошедшие с тех пор, ситуация в Ираке, действительно, изменилась к лучшему, хотя смысл этой войны чем дальше, тем больше ставится под сомнение. Главное – непонятно, чего там добились для себя Соединенные Штаты. В России большинство аналитиков, политиков и простых граждан верят в безграничное могущество Америки, так что мысль о том, что США просто совершили и продолжают совершать ошибки на Ближнем Востоке, отвергается как невероятное. Всё – части сложного плана по переустройству мира и распространению глобального доминирования. Сомнения, правда, посещают чаще – глядя на ближневосточный хаос все сложнее сочинять конспирологические теории, которые доказывали бы дьявольскую дальновидность Соединенных Штатов. Но по-настоящему верующие люди, как известно, всегда найдут аргументы в пользу своего культа.
вспоминает, что реакция Путина и российского руководства на подготовку к войне, а потом и саму войну была довольно спокойной. Примерно так: мы категорически «против», вы совершаете фантастическую глупость, но в принципе это ваше дело… Владимир Путин еще действовал в парадигме 2001-2002 года, когда он всерьез рассчитывал, что сотрудничество с Америкой в Афганистане и борьбе против терроризма способно качественно изменить двусторонние отношения. Поддержать вторжение в Ирак Россия, конечно, не могла и не хотела (хотя в то время были довольно заметные публичные фигуры, которые предлагали обсудить даже военное участие), но Путин не хотел ставить из-за этого под удар связи с США и личные контакты с Бушем как таковые.
Риторика Москвы заметно ужесточилась в феврале 2003 года после поездки Владимира Путина в Берлин и Париж, где два европейских лидера, наиболее решительно оппонировавшие Вашингтону по поводу Ирака, убедили российского президента выступить более решительно. Особенно заметно это было в Париже – Жак Ширак в нарушение протокола лично приехал в аэропорт, чтобы встретить российского коллегу, и всю дорогу в одной машине убеждал его в пагубности политики Соединенных Штатов. На пресс-конференции после переговоров Путин заговорил языком французских голлистов: многополярный мир, противостояние гегемонии… Причина снова прагматическая. Впервые Россия оказалась не против Запада, а с одной его частью против другой, то есть размежевание холодной войны, казалось, преодолено. Рассчитывая на прорыв в отношениях с Евросоюзом (как потом оказалось – безосновательно), Путин пошел на риск ухудшения отношения с Америкой.
Тем не менее, даже вторжение в Ирак без санкции СБ ООН и все то, что началось там после оккупации, не нанесло фатального урона отношениям с США. Сейчас очень странно вспоминать (никто этого и не делает), что в октябре 2004 года, несмотря на то, что отношения с Америкой явно осложнялись, Владимир Путин публично заявил, что России хотелось бы после выборов в США работать с Джорджем Бушем, а не его соперником-демократом Джоном Керри. Настоящий поворот к конфликту начался в самом конце 2004 года, когда Вашингтон активно поддержал «оранжевую революцию» в Украине.
Выводы, которые Владимир Путин извлек из всей ситуации вокруг Ирака, касались не столько российско-американских отношений, сколько общего представления о том, как устроен мир в XXI веке. Сильные делают то, что хотят, они не считаются ни с международным правом, ни с реальностью, ни с издержками для себя и для других. Единственный рациональный способ поведения в таком мире – наращивать силу и собственные возможности, чтобы быть в состоянии дать отпор в случае давления и оказать свой нажим, если надо. Консолидация потенциала – во всех смыслах – вот секрет успеха. Можно считать совпадением тот факт, что дело против Михаила Ходорковского, владельца крупнейшей в России нефтяной компании ЮКОС, началось непосредственно после американской интервенции в Ираке, понятно, что внутренних мотивов было предостаточно. Однако внешний контекст благоприятствовал раскручиванию. Путин полагал, что пришло время брать все стратегические активы под контроль государства, пока на них не покусились глобальные конкуренты. (Представление о том, что иракская война была развязана из-за нефти, широко распространено в России.)
За 10 лет после иракской войны это мировоззрение российского лидера только укрепилось и расширилось. Только теперь он полагает, что сильные не просто делают, что хотят, но и просто не понимают, что делают. Иракская война, с точки зрения российского руководства, выглядит теперь как начало ускоренного разрушения региональной и мировой стабильности, подрыва последних принципов устойчивого мироустройства. Все, что происходило дальше, вплоть до заигрывания с исламистами во время «арабской весны», политики в Ливии, а теперь в Сирии – свидетельство стратегического безумия, которое охватило последнюю сверхдержаву.
Упорство России по сирийскому вопросу – продукт этого восприятия. Дело не в симпатиях к диктатору, коммерческих интересах или пункте базирования флота в Тартусе. Москва уверена – если позволить и дальше сокрушать светские авторитарные режимы, потому что Америка и Запад поддерживают «демократию», это приведет к такой дестабилизации, которая захлестнет всех, Россию в том числе. Значит надо сопротивляться, тем более что сам Запад и Соединенные Штаты испытывают растущие сомнения в достигнутых результатах.
Еще один урок, который Россия извлекла из иракских событий – в мировой политики нет ничего необратимого. Когда весной 2003 года толпа в Багдаде крушила памятники Саддаму Хусейну, казалось, что эпоха отношений России и Ирака завершилась навсегда, а российские компании выбросят с рынка. Не для того американцы пришли в одну из самых богатых нефтью стран Ближнего Востока, чтобы делиться с кем-то трофеем. Однако сегодня в Ираке управляет отнюдь не проамериканское правительство, а Россия обсуждает крупные сделки на продаже оружия и возвращение российских нефтяных компаний. Процесс крайне шероховатый и обреченный на постоянные зигзаги, вот и громкая сделка прошлого года (оружие на 4,2 миллиарда долларов) повисла в воздухе, однако идет нормальная конкуренция, рынок не зарыт наглухо. В сирийском вопросе это, кстати, укрепляет тех, кто считает, что идти навстречу оппозиции, менять сторону ради будущих дивидендов не имеет смысла. Все равно потом все изменится и не раз. Это, вообще, наверное, главный итог Ирака 10 лет спустя после начала войны – в сегодняшнем мире все меняется быстро, вопреки всем предварительным расчетам и в неожиданную сторону.